Владимир Терехов

О ВИЗИТАХ И. ХАНА В КИТАЙ И СИ ЦЗИНьПИНА В ИНДИЮ

С позиций анализа ситуации в Южной Азии, в первой половине октября с.г. состоялись два заметных события. Речь идёт о прошедших (соответственно, 7-9 и 11-12 октября) визитах премьер-министра Пакистана Имрана Хана в КНР и китайского лидера Си Цзиньпина в Индию. Оба указанных события заслуживают не меньшего внимания, чем обсуждавшаяся ранее в НВО серия встреч, проведенных на полях очередной Генеральной Ассамблеи ООН.

Ибо и в Нью-Йорке, и в Пекине, и в курортном городе Мамаллапурам (расположенном в 20-и километрах от Ченнаи – столицы южного индийского штата “Тамилнад”) прямо или косвенно обсуждалась региональная ситуация, резко обострившаяся после отмены 5 августа с. г. особого статуса штата (теперь уже бывшего) “Джамму и Кашмир” государства “Республика Индия”.

Сегодня на глобальной политической карте едва ли найдётся ещё одна зона, столь же опасная для поддержания хоть какой-то стабильности в мире. Подобного уровня негативный потенциал может (со временем) накопиться разве что вокруг Тайваня и в Южно-Китайском море.

В этом плане главный генератор политического шума в медийном пространстве региона Большого Ближнего Востока можно сравнить с возбуждённым муравейником в мировых политических джунглях. Который лучше обойти стороной на пути к некоторой цели. С определёнными оговорками подобной стратегии придерживаются такие значимые участники “Большой игры в джунглях”, как Китай, Япония, Германия, та же Индия.

Если же становится совсем невтерпёж от любопытства (“что там приключилось с бедными муравьями?”), то не рекомендуется тыкать туда палкой и тем более совать голову, а использовать некие средства “дистанционного зондирования”. Кстати, главный сторож за порядком в джунглях сейчас пытается вытащить голову (собственную) из указанного муравейника. Посмотрим, как у него это получится.

В ходе путешествия через современные политические джунгли необходимо сосредоточить внимание на действительно опасных препятствиях. К ним, повторим, относится актуальная ситуация в ЮА. Её бы тоже желательно обойти стороной, но для начала следует понаблюдать, что всё-таки там происходит.

Последний раз НВО этим занималось в связи с упомянутыми выше встречами на полях Генассамблеи ООН обоих основных участников событий в ЮА (то есть Индии и Пакистана) с двумя главными мировыми игроками, которых представляли президент США Дональд Трамп и министр иностранных дел КНР Ван И.

На авторский взгляд, после поездок И. Хана и Н. Моди в Нью-Йорк никаких значимых новаций в игровой диспозиции, складывающейся в ЮА, не произошло. Д. Трамп продолжил попытки хоть как-то совместить (всё менее совместимые) две основные компоненты американской стратегии в регионе. Для Вашингтона крайне важно таким образом развивать отношения с потенциальным “противовесом” Китаю – Индией, чтобы не утратить возможности восстановления отношений с ключевым региональным союзником периода холодной войны – Пакистаном.

Что касается встречи Ван И – Имран Хан, то последний получил (в очередной раз) заверения в поддержке от имени второй мировой державы. При этом прямо не упоминалось появление принципиально нового фактора в ЮА, каковым стало решение руководства Индии относительно Кашмира. Ибо Пекин тоже хочет оставить за собой пространство для манёвра, но на индийском направлении.

Собственно, одна из главных целей поездки И.Хана в Пекин заключалась в подтверждении на высшем уровне поддержки со стороны Китая, которая сейчас крайне необходима Пакистану. Такую поддержку пакистанский премьер-министр получил как на переговорах с китайским коллегой Ли Кэцяном и лидером КНР Си Цзиньпином, так и в “Совместном заявлении” по итогам визита.

Снова без упоминания факта отмены руководством Индии 370-й статьи, в тексте данного документа говорится “о пристальном внимании (со стороны КНР — авт.) к ситуации в Джамму и Кашмире”, которая должна решаться “мирными средствами” на базе как основополагающих, так и специальных документов ООН. “Китай не согласен с любыми односторонними действиями, которые усложняют ситуацию”.

На эти пассажи немедленно последовала негативная реакция МИД Индии. Официальный представитель этого ведомства заявил, что Пекин “хорошо осведомлён” о позиции индийского руководства по данному вопросу, которая исключает подключение “других стран” к его решению.

В ходе переговоров не менее важное место занял комплекс вопросов в сфере двустороннего экономического сотрудничества, которое существенным образом связано с той же “Кашмирской проблемой”. Ибо ключевой его элемент обусловлен затормозившейся реализацией “Китайско-Пакистанского экономического коридора”, что не раз обсуждалось в НВО. Треть всего “коридора’ должна пройти через пакистанскую часть бывшего княжества Кашмир, на обладание которой претендует Индия.

В определённых кругах Пакистана и внешних “доброжелателей” Китая полагают, что нынешняя тяжёлая ситуация с финансами Исламабада, вынудившая последнего в очередной раз обратиться за помощью к МВФ, в немалой степени спровоцирована “долговой китайской ямой”, возникшей как раз в ходе реализации КПЭК.

Отметим, что подобного рода претензии к Пекину высказываются и по ряду других элементов (на территориях других стран) общего проекта Belt and Road, среди которых КПЭК выступает в качестве одного из основных. Однако газета Global Times, ссылаясь на данные из пакистанских источников, указывает, что “китайская доля” в общем государственном долге Пакистана не превышает 10-11%%.

Как бы то ни было, но в упомянутом “Совместном заявлении” КПЭК уделено особое внимание. В частности, говорится: “Обе стороны выразили решимость быстро завершить КПЭК, чтобы полностью проявился связанный с ним потенциал роста”. Тем самым, говорится в документе, будет продемонстрирована эффективность всего проекта BRI.

На авторский взгляд, между оказанной Китаем (в очередной раз, повторим) политической поддержкой Пакистану и согласием последнего со всем, что записано в “Совместном заявлении” относительно КПЭК и BRI, существует непосредственная связь.

В целом же итоги визита пакистанского премьера в Пекин, состоявшегося накануне поездки китайского лидера в Индию, прибавили элементов сложности в общую (не слишком оптимистичную) картину уже современных китайско-индийских отношений.

Поэтому “неформально” встретившиеся спустя два дня в Мамаллапураме лидеры Индии и КНР оказались перед непростой задачей: как (хотя бы) не прервать тот позитивный тренд, который наметился полтора года ранее в китайском Ухане в ходе их первой “неформальной” встречи. В Индии обратили внимание на то, что китайская пресса сосредоточилась как раз на вопросе преодоления накопившихся разногласий.

Поскольку встреча носила “неформальный” характер, то не предусматривалось подписания каких-либо итоговых документов. Ей полностью соответствовала “расслабляющая” обстановка курорта, где оба лидера, сидя в шезлонгах и не торопясь (в течение 5-и часов), поговорили на различные, интересные для обеих стран темы.

Правительство Индии сделало всё возможное, чтобы указанную обстановку ничто не омрачало. В частности, полиция быстро и решительно упрятала за решётку представителей тибетской общины, приехавших в Мамаллапурам “качать права”.

В свою очередь председатель Си, кажется, не поднимал непосредственным образом “Кашмирскую проблему”. Во всяком случае, на этом настаивает второе лицо МИД Индии В. Гокхале — кстати, бывший индийский посол в Пекине, с именем которого связываются как преодоление опасного “постдокламского синдрома” в китайско-индийских отношениях, так и последующий запуск “уханьского процесса”.

И это правильно, ибо значимость указанной встречи полностью сводится к самому факту её проведения. По сравнению с необходимостью сохранения крайне важного канала связи в отношениях между двумя азиатскими гигантами, “Кашмирская” (“Афганская”, “Тибетская”, “Уйгурская”, “Гонконгская”…) проблема — относительная мелочь.

Впрочем, при желании можно усмотреть косвенное касательство этой проблемы в виде осуждения обеими лидерами “угрозы терроризма”.

Здесь, однако, уместно отметить, что сегодня на пресловутых “террористов” (по большей части виртуальных) легко свалить почти все грехи (и грешки), которые творятся участниками нынешнего этапа “Большой мировой игры”. Шнобелевскую премию надо присудить автору концепции “Глобальной террористической угрозы”.

Оценивая в целом последние контакты между лидерами основных участников игры в Южной Азии, с осторожным оптимизмом всё же можно констатировать, что она (пока и похоже) остаётся под контролем.

Владимир Терехов, эксперт по проблемам Азиатско-Тихоокеанского региона, специально для интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».

Источник: Новое восточное обозрение

20.10.2019