Сергей Антоненко

ПЛАН ГОЭЛРО: ОБРАЗ ОПЕРЕЖАЮЩЕЙ МОДЕРНИЗАЦИИ

Мифы и уроки мегапроекта

Кажется, что тысячелетняя судьбе России - вновь и вновь возвра щаться к решению общецивилизационных задач, завоёвывать и ценой невероятного напряжения отстаивать плацдармы обустроенности и осмысленности бытия среди вязких дебрей исторической энтропии. Причиной ли тому климатические и физико-географические факторы, "континентальная природа империи", социопсихологические особенности славяно-тюрко-финского менталитета или нечто иное - оставим судить об этом умудрённым экспертам-аналитикам.

Отметим один несомненный факт: модернизация - не как понятие с чёткой дефиницией, но как идея - уже не один раз стояла на повестке дня Отечества. И чаще всего при воплощении в жизнь модернизационных проектов власть, их инициировавшая, оказывалась перед проблемой обретения языка, налаживания взаимной коммуникации с адресатом реформаторской инициативы - всё тем же народом. Вслед за тем вставала грозная проблема системности: определения широты фронта реформ, узловых, стратегических точек, последовательности их "взятия", конкретных результатов в различных отраслях и сферах жизни общества и их увязанности в единое целое. Махнув в конце концов рукой на изначальный замысел системного обновления, власть решалась ограничиться какой-то одной определённой сферой или одним "мегапроектом" - надежде, видимо, на то, что он каким-то волшебным образом "потянет" за собой всё остальное.

В итоге получался какой-то очень российский образ: например, стальная магистраль, по которой сквозь бескрайние просторы заснеженной тайги с редкими малолюдными деревеньками, где маленькие окошки изб подсвечены изнутри то ли лучиной, то ли керосинкой, то ли лампадой, мчится залитый электрическим светом комфортабельный салон-вагон...

Но эти "магистрали в будущее", "острова надежды" и "первенцы грядущей зари" оставались крайне зыбкими, как рельсы на болоте, и на новом витке исторического "провисания", сменяющего подъём, они деградировали, рушились, уходили в топь, в небытие.

Поневоле напрашивается вопрос: что было в этих модернизационных сценариях обречённого и обрекающего? Уж не то ли, что обычно модернизация прочитывалась как догоняющий рывок, как подгонка к некой идеальной - что уж тут таить, - западной модели? И не преодоленная пока деиндустриализация 1990-х, и страшный архаизирующий откат на всех уровнях и регистрах бытия, пережитый страной и продолжающий приносить свои чёрные плоды, - не закономерное ли следствие непродуманных (мягко говоря!) попыток "точечного" или "блокового" заимствования реалий успеха наций с иным цивилизационно-культурным кодом?..

К счастью, есть в многообразной русской истории и примеры иного рода - свершения, грандиозность которых ничуть не противоречит их органичности. К числу таких достижений относится знаменитый план ГОЭЛРО, 90-летие которого отмечаем мы по традиции в самые тёмные дни зимы. Глубоко символично, что День энергетика, установленный в память принятия Государственного плана электрификации России VIII Всероссийским съездом Советов, приходится на 22 декабря (его пытались перенести на третье воскресенье первого зимнего месяца, но как-то не прижилось нововведение). Есть что-то древнее, языческое, мифологическое в этом переживании сакральности солнцеворота, когда в самой глуби холодной зимней тьмы рождается новое Солнце.

Мифологизация ГОЭЛРО началась практически одновременно с принятием плана. И свои штрихи в эту палитру внесли многие выдающиеся мастера. Вот известные строки из романа Алексея Толстого "Хмурое утро", входящего в трилогию "Хождение по мукам": "В пятиярусном зале Большого театра, в тумане, надышанном людьми, едва светились сотни лампочек красноватым накалом. Было холодно, как в погребе. На огромной сцене, с полотняными арками в кулисах, сбоку, близ тусклой рампы, сидел за столом президиум. Все они, повернув головы, глядели в глубь сцены, где с колосников свешивалась карта Европейской России, покрытая разноцветными кружками и окружностями, - они почти сплошь заполняли всё пространство. Перед картой стоял маленький человек, в меховом пальто, без шапки; откинутые с большого лба волосы его бросали тень на карту. В руке он держал длинный кий и, двигая густыми бровями, указывал время от времени концом кия на тот или иной цветной кружок, загоравшийся тотчас столь ярким светом, что тусклое золото ярусов в зале начинало мерцать и становились видны напряжённые, худые лица, с глазами, расширенными вниманием. Поднимая кий, он указывал на будущие энергетические центры и описывал по карте окружности, в которых располагалась будущая новая цивилизация, и кружки, как звёзды, ярко вспыхивали в сумраке огромной сцены. Чтобы так освещать на коротенькие мгновения карту, - понадобилось сосредоточить всю энергию московской электростанции, - даже в Кремле, в кабинетах народных комиссаров, были вывинчены все лампочки, кроме одной - в шестнадцать свечей... Люди в зрительном зале, у кого в карманах военных шинелей и простреленных бекеш было по горсти овса, выданного сегодня вместо хлеба, не дыша, слушали о головокружительных, но вещественно осуществимых перспективах революции, вступающей на путь творчества..."

Документальное или чуть домысленное беллетристом описание этой судьбоносной "презентации", включая трогательную подробность про горсть овса вместо хлеба, со временем стало рассматриваться как исторический источник. В популярных изданиях оно просто цитировалось раскавыченно...

Не менее известен другой литературный пассаж, оставленный иным свидетелем эпохи - английским писателем-фантастом Гербертом Уэллсом. В сентябре-октябре 1920 года, когда работа над планом ГОЭЛРО была в полном разгаре, он посетил разрушенную Россию и был шокирован открывшимся перед ним зрелищем: "На каждом шагу, и дома, и в России, мне твердили, что нам придётся столкнуться с самой тщательной маскировкой реальной действительности и что нас всё время будут водить в шорах. На самом же деле подлинное положение в России настолько тяжело и ужасно, что не поддаётся никакой маскировке... Основное наше впечатление от положения в России - это картина колоссального непоправимого краха".

Мастер фантастических романов оценил электрификацию как утопию "кремлёвского мечтателя": "Ленин, который, как подлинный марксист, отвергает всех "утопистов", в конце концов сам впал в утопию, утопию электрификации. Он делает всё, от него зависящее, чтобы создать в России крупные электростанции, которые будут давать целым губерниям энергию для освещения, транспорта и промышленности. Он сказал, что в порядке опыта уже электрифицированы два района. Можно ли представить себе более дерзновенный проект в этой огромной равнинной, покрытой лесами стране, населённой неграмотными крестьянами, лишённой источников водной энергии, не имеющей-технически грамотных людей, в которой почти угасла торговля и промышленность? Такие проекты электрификации осуществляются сейчас в Голландии, они обсуждаются в Англии, и можно легко представить себе, что в этих густонаселённых странах с высокоразвитой промышленностью электрификация окажется успешной, рентабельной и вообще благотворной. Но осуществление таких проектов в России можно представить себе только с помощью сверхфантазии. В какое бы волшебное зеркало я ни глядел, я не могу увидеть эту Россию будущего, но невысокий человек в Кремле обладает таким даром. Он видит, как вместо разрушенных железных дорог появляются новые, электрифицированные, он видит, как новые шоссейные дороги прорезают всю страну, как подымается обновлённая и счастливая, индустриализированная коммунистическая держава. И во время разговора со мной ему почти удалось убедить меня в реальности своего предвидения".

Советские официальные историки любили подчёркивать, что вновь посетив в 1934 году Москву и Россию, Уэллс не узнал страны, восставшей из разрухи. В новой книге "Опыт автобиографии" он оставил примечательные строки: "Теперь, просматривая свою, написанную четырнадцать лет назад книгу, я должен признать, что Ленин был по меньшей мере действительно великим человеком". В канонической версии истории электрификации патриархальная Россия вообще не имела собственной энергетической базы, план ГОЭЛРО - детище исключительно Октябрьской революции и лично Ленина, плод его гениального предвидения. В начале 1990-х доминировать начали уже совершенно иные трактовки: роль Ильича и большевиков в разработке и реализации плана ГОЭЛРО ничтожна; сам план не рождён отечественной научно-технической мыслью, а представляет собой кальку с зарубежных разработок; выполнен он в итоге не был, а то, что всё-таки сделано в рамках его реализации, удалось исключительно благодаря иноземной помощи...

Глубина сегодняшней 90-летней исторической перспективы позволяет взглянуть на план ГОЭЛРО ясно и непредвзято, вычленив главное в наследии этого мегапроекта.

Современными исследователями (назовём, в частности, известного историка науки В. Гвоздецкого и постоянного автора "Родины" В. Эрлихмана) ярко и убедительно показана роль промышленного потенциала дореволюционной России и её национальной электротехнической школы в становлении отечественной электроэнергетики. Идея разработки плана ГОЭЛРО, его концепция, программа и конкретные характеристики восходят к уровню и обстоятельствам развития промышленности России, её технической (и гуманитарной) мысли на рубеже ХIХ-ХХ веков. Примечательно, что сама формулировка о необходимости "электрификации всей страны" была записана в Уставе Общества электрического освещения, созданного в 1886 году в Санкт-Петербурге. Электрические свечи Яблочкова тоже зажглись за 40 лет до "лампочки Ильича"...

Однако все строившиеся в императорской России электростанции - в Москве, Санкт-Петербурге, Киеве, Баку, Риге и т.д. имели ограниченное (от одного до нескольких десятков) число потребителей и энергетически связаны между собой не были. Мало того: значения величин их тока и частот имели колоссальный разброс, поскольку никакой единой системы при разработке этих станций не существовало. Опыт по созданию таких районных станций, работавших на местном, а не на привезённом издалека топливе и обеспечивавших электроэнергией крупный промышленный регион, был впервые реализован под Москвой в 1914 году. Близ Богородска (впоследствии г. Ногинск) соорудили торфяную электростанцию "Электропередача", энергия от которой передавалась потребителям в Москве по высоковольтной линии напряжением 70 кВ. Кроме того, впервые в России эту станцию включили параллельно другой. Ею стала работавшая в Москве с 1897 года электростанция на Раушской набережной (ныне 1-я МОГЭС). В 1915 году на совещании по проблемам использования подмосковного угля и торфа выступил с докладом директор станции "Электропередача" Глеб Максимилианович Кржижановский. В его докладе уже содержались все те главные принципы энергостроительства, которые через пять лет стали основой будущего плана ГОЭЛРО.

К идеологии будущего Государственного плана электрификации - осознанию необходимости развития отрасли на базе единых общегосударственных принципов - подходили и не входившие в "команду" Кржижановского русские инженеры, в частности П.А. Гуревич. При этом отечественная научно-техническая мысль в области энергетики и электрификации развивалась не изолированно, а в контексте общемировых тенденций. Примерно в те же самые годы аналогичные изыскания проводились в САСШ (США) и странах Западной Европы. История распорядилась так, что именно большевистскому режиму в России довелось воплотить в жизнь программу, сущность и значение которой становятся понятны, исходя не только из тенденций развития мировой цивилизации, но и идейно-духовного наследия русского космизма: к этому идейному кругу примыкали некоторые ведущие "электрификаторы" - достаточно вспомнить столь непохожие личности, как Л.Б. Красин или о. Павел Флоренский.

Несомненно, что Ленин, увлечённый перспективой электрификации, формирующей реальную базу для коммунизма, сыграл выдающуюся роль в создании и продвижении плана ГОЭЛРО. Без его политической воли, интеллектуального энтузиазма и потрясающего умения афористически точно выявлять суть проблемы "электрический костёр" вряд ли обрёл свой грандиозный масштаб. Увлечённый реализацией утопии, "кремлёвский мечтатель" вряд ли отдавал себе отчёт в том, что воплощение программы электрификации в крестьянской, патриархальной стране идёт, в общем-то, вопреки многим постулатам марксизма... Интересен и такой момент: реализация "электроплана" началась практически одновременно с нэпом, и большевики охотно допускали к участию в проектах электрификации "кустарей" и "нэпманов" - на принципах, как мы бы сейчас сказали, частно-государственного партнерства. Но при этом определяющая роль стратегического центра оставалась за правительством и Госпланом. Кажется, что в те годы как никогда в истории нашей страны близким было обретение оптимального баланса между централизованным общегосударственным планированием и свободной рыночной инициативой.

Поводом для актуальных размышлений сегодня должны стать такие аспекты наследия ГОЭЛРО, как системность плана, его ориентация на возрождение и развитие всей экономики, а не одной, пусть передовой и высокотехнологичной, отрасли. Разработчики ГОЭЛРО рассматривали электрификацию как своего рода катализатор созидательных процессов в хозяйственной жизни - в индустрии, промышленности.

Достойно внимания и следующее обстоятельство. Как показывает опыт ГОЭЛРО, эффективная реализация общегосударственных программ предполагает в обязательном порядке наделение исполнительных органов большими правами и необходимыми средствами. Комиссии ГОЭЛРО разрешалось привлекать к работе любые учреждения и отдельных лиц; всем государственным структурам вменялось в обязанность предоставлять Комиссии по её запросу любую необходимую информацию; Комиссии было ассигновано 20 млн. рублей и выделено большое количество усиленных и красноармейских пайков. Жёстко осуществлялся контроль за проведением работ как по срокам выполнения, так и по финансовым затратам.

И наконец, ещё один урок - отношение к кадрам. Для Ленина забота о здоровье учёных и инженеров была, как он сам говаривал, "охраной и сбережением госимущества". Но думается, что в самые страшные, голодные годы немало специалистов были благодарны вождям за то, что они так радели о "госимуществе". ГОЭЛРО подняла российская интеллектуальная элита старой, царской, а значит, и мировой школы. Где сегодняшней России обрести кадры подобного уровня, обладающие не только великолепными специальными знаниями и энциклопедической широтой кругозора, но и высокой моральной мотивацией - это остаётся, быть может, одним из самых насущных вопросов современной модернизации.

Сергей Антоненко, шеф-редактор Вестника актуальных прогнозов "Россия: Третье Тысячелетие"

По информации - журнал "Родина", N"1, 2011