Филлип Лонгман

ВОЗВРАТ ПАТРИАРХАТА

"Граждане Рима, если бы мы могли прожить без жён, то мы бы все обошлись без этого неудобства". Такое заявление в 131 году до н.э. сделал римский генерал, государственный деятель и цензор Квинтус Цецилиус Меттелус Македоникус. Но речь свою он закончил призывом: понижение рождаемости требует, чтобы римляне выполняли свои обьязанности по воспроизводству населения, не взирая на то раздражение, которое стали вызывать у них римлянки. "Поскольку природа распорядилась так, что быть с ними нам не удобно, а жить как-нибудь без них мы не можем, то мы должны позаботиться не о временных удовольствиях, а о предохранении рода на поколения вперёд".

За последние 200 лет численность человечества увеличилась более чем в шесть раз, и мы сейчас просто считаем, что мужчины и женщины, не смотря на свою плохую совместимость, всегда наплодят достаточно детей, чтобы увеличить человеческий род, по крайней мере пока нас не поразит какая-нибудь чума или голод. Это предположение подтверждается не только давно уже наблюдаемым уплотнением населения, но и мнением таких влиятельных мыслителей, как Томас Мальтус и его многчисленные современые последователи.

И всё же, уже больше одного поколения, по всему свету сытые и здоровые народы, живущие в мире, производят меньше детей, чем надобно для предотвращения уменьшения народонаселения. Это действительно так, хоть резкое улучшение показателей смертности новорожденных и детей и свидетельствует о том, что сегодня детей нужно намного меньше (всего около 2.1 ребёнка на одну женщину в развитой стране) для того, чтобы избежать убыли населения. Многие страны -от Китая, Японии, Сингапура и Южной Кореи до Канады, стран Карибского бассейна, всей Европы, России и даже частей Ближнего Востока -одна за другой демонстрируют показатели рождаемости ниже уровня воспроизводства.

Опасаясь будущего, в котором число пожилых превышает число молодых, многие правительства делают всё возможное, чтобы поощрять деторождение. Сингапур, в надежде собрать вместе загруженных профессионалов, чтобы они женились и размножались, стал оказывать поддержку мероприятиям в духе <быстрых знакомств>. Франция, тем, кто решил завести семью, предоставляет щедрые налоговые скидки. В Швеции, чтобы облегчить конфликт, возникающий между работой и семейной жизнью, государство финансирует детские сады. И всё же, хоть такая откровенно продетородная политика возможно и стимулирует людей к деторождению в более молодом возрасте, существует мало доказательств тому, что люди решают иметь больше детей, чем без этой поддержки. Правительства, начиная от древнего имперского Рима, обнаружили, что когда культурные и экономические предпосылки не способствуют проявлению родительских инстинктов, то даже и диктатура не может заставить людей размножаться.

Во всей истории человечества, существует много примеров групп людей или классов, котрые решают избегать родительских забот. В самом деле, падение плодовитости является повторяющейся тенденцией человеческой цивилизации. Почему же люди уже давным-давно не вымерли? Если ответить кратко, то из-за патриархата.

Патриархат не просто означает правление мужчин. На самом деле в патриархальной системе ценностей мужчины не просто должны жениться, но они должны жениться на женщине должного положения. Патриархальная система вступает в конкуренцию со многими другими мужскими представлениями о хорошей жизни, и даже по одной этой причине она имеет тенденцию к цикличности. И всё же, до момента наступления своей деградации этот культурный режим служит поддержанию высокого уровня рождаемости в среде обеспеченных. Также он способствует максимальным родительским вложениям в своих детей. Ни одна развитая цивилизация не научилась выживать без патриархата.

Посредством процесса культурной эволюции общества приняли эту особую социальную систему (которая подразумевает намного больше, чем просто доминирование мужчин), довели до максимума численность своего населения и, тем самым, своего могущества, в то время как те, которые этого не сделали, оказались либо подавленными, либо растворёнными. Этот цикл человеческой истории, несмотря на непрятие среди просвещённых сейчас возвращается.

Всплеск рождаемости в консервативной среде

Историческая связь между патриархатом, народонаселением и властью имеет в наше время глубокое значение. Как сегодня открывают для себя Соединённые Штаты в Ираке, численность населения всё ещё представляет собой силу. Умные бомбы, снаряды с лазерным наведением и беспилотные самолёты могут неизмеримо расширять сферу разрушительной досягаемости со стороны державы-гегемона. Но, в конце-концов, часто историю меняет количество сапог на земле. Даже с плодовитостью близкой к возмещающему уровню, у Соединённых Штатов нет достаточно людей для того, чтобы удерживать в мире имперскую роль, точно так же как Британия потеряла свою способность осуществлять эту роль после того, как рождаемость в начале 20-го века резко сократилась. Для таких стран как Китай, Германия, Италия, Япония и Испания, в которых однодетные семьи стали нормой, качество человеческого материала может быть высоким, но он буквально стал черезчур разреженным, чтобы им рисковать.

Падающая плодовитость стала причиной многих финансовых и экономических проблем, доминирующих сегодняшние газетные полосы. Долгосрочные финансовые и социальные страховые схемы, частные пенсионные планы и системы медицинского обслуживания мало обусловлены тем, что люди дольше живут. Увеличение продолжительности жизни для старших возрастов на самом деле было очень скромным, а темп его улучшения за последние три десятилетия, взятых по отдельности, в Соединённых Штатах уменьшался. Вместо этого, уменьшающаяся пропорция работающих к пенсионерам подавляющим образом обусловлена не появившимися на свет людьми работоспособного возраста. В то время, как правительства, чтобы покрыть растущие расходы на пожилих людей, увеличивают налоги на уменьшающееся работоспособное население, молодые пары могут решить, что они ещё в большей мере, чем их родители, не могут себе позволить иметь детей, таким образом приводя в действие новый цикл старения и деградации населения.

Снижение рождаемости ведёт также и к изменению национального темперамента. Например, в Соединённых Штатах доля бездетных женщин, рождённых в конце 1930-х, составляла около 10 %. Доля же бездетных к концу репродуктивного возраста женщин, рождённых во второй половине 1950-х, составляла около 20 %. Значительно возросший бездетный сегмент современного общества, состоящий преимущественно из членов феминистских и контр-культурных движений 1960-х и 70-х годов, не оставит никакого генетического наследия. Также, и их эмоциональное и психологическое воздействие на последующее поколение будет не сравнимо тем воздействием, которое оказали их родители.

Тем временем, однодетные семьи имеют тенденцию к вымиранию. Единственный ребёнок замещает одного из родителей, но никак не обоих. Также, однодетные семьи вносят малый вклад в будущие поколения. 17.4 % однодетных женщин, рождённых на всплеске послевоенной рождаемости, дают жизнь только 7.8 % детей в следующем поколении. В отличие от этого, почти четверть детей нашего поколения родились от 11 % женщин, имевших четырёх и более детей. Эти обстоятельства ведут к появлению нового общества, члены которого преимущественно будут происходить от родителей, отвергших тенденции общества, сделавшего в одно время бездетность и маленькие семьи нормой. Эти ценности включают в себя приверженность к традиционной, патриархальной религии, а также сильную народную или национальную самоидентификацию.

Эта динамика помогает понять, например, постепенный дрейф американской культуры от секулярного индивидуализма к религиозному фундаментализму. В штатах, проголосовавших в 2004 году за Президента Джорджа Буша, плодовитость на 12 % выше, чем в штатах, проголосовавших за Сенатора Джона Кэрри. Это может служить объяснением растущему неприятию рядовыми европейцами такого блистательного достижения секулярного либерализма, как Европейский Союз. Оказывается, что те европейцы, которые скорее всего склонны считать себя "гражданами мира", вероятнее всего бездетны.

Означает ли это, что сегодняшним просвещённым, но неплодовитым обществам грозит вымирание? Наверное нет, но только потому, что им предстоит пережить драматическую, демографически предопределённую трансформацию своих культур. Как уже случилось много раз в истории, эта трасформация имеет место тогда, когда секулярные и либертарианские элементы общества себя не воспроизводят, а те, кто привержен более традиционным, патриархальным ценностям, естественным путём получают общество себе в наследство.

По крайней мере со времён древней Греции и Рима, многие утончённые члены общества пришли к заключению, что вкладывание в детей себя не оправдывает. Скорее дети стали рассматриваться как дорогостоящая помеха для самореализации и жизненного успеха. Но, хотя такое отношение привело к вымиранию многих отдельных семейств, оно не привело к вымиранию общества в целом. Вместо этого, путём культурной эволюции вновь проявили себя ряд ценностей и норм, которые приблизительно можно назвать патриархатом.

Народонаселение становится фактором силы

На заре истории большинство обществ конечно же не стимулировали воспроизводство, дабы избежать более быстрого роста народонаселения, чем употребляемой в пищу дичи. На самом деле, во всех сообществах, живших охотой и сбором плодов и существовавших достаточно долго, чтобы попасть в поле зрения антропологов (например, эскимосы и таманские бушмены), можно найти обычаи, которые так или иначе направлены на снижение роста населения. В различных комбинациях эти обычаи включают в себя позднее вступление в брак, половое членовредителство, аборты и убийства младенцев. Некоторые ранние сообщества возможно также ограничивали рост населения путём предоставления женщинам высокого социального статуса. Возможность по крайней мере для некоторых женщин брать на себя роль священнослужителей, гадалок, оракулов, художников и даже воинов открывала содержательные альтернативы метеринству, что понижало общую плодовитость до приемлемого уровня.

На протяжении эпох до возникновения земледелия, было мало или почти никаких военных предпосылок для поддержания высокой плодовитости. Не было зернохранилищ, чтобы грабить, не было стад, чтобы воровать, не было применения рабам, кроме изнасилования. Но с наступлением сельскохозяйственной революции перида неолита, начиная около 11 000 дет назад, всё стало иначе. Одомашнивание растений и животных привело к огромному увеличению производства пищи. Перепроизводство пищи привело к возникновению городов и высвободило больше людей для работы над такими проектами, как возведение пирамид и создание письменности для ведения летописи. Но наиболее судьбоносной переменой, обусловленной земледельческой революцией было то, как она превратила население в фактор силы. Из-за относительного достатка пищи, всё больше и больше сообществ открыли для себя, что наибольшей демографической угрозой для их выживания было больше не перенаселение, а недостаток населения.

С этого момента, сообщества с высокой плодовитостью вместо того, чтобы умирать от голода, стали набирать силу, расти в числе, и стали угрозой для тех, у кого плодовитость была пониже. Всё чаще в мире плодовитые племена превращались в нации и империи и сметали с лица земли остатки неплодовитых сообществ охотников и сборщиков плодов. Важно было, чтобы твои воины были яростны и бесстрашны в бою, но ещё важнее было то, чтобы их было много.

Этот урок усвоил для себя в третьем столетии до н.э. царь Пирр, когда он направил свои греческие армии на италийский полуостров в попытке завоевать Рим. Вначале Пирр победил в большой битве под Аскулумом. Но это была, как говорят, "Пиррова победа", и Пирр смог только сделать вывод, что "ещё одна такая победа над римлянами, и нам конец". Римляне, которые к тому времени плодились значительно быстрее, чем греки, выставляли всё новые и новые подкрепления - "как из фонтана, постоянно льющего из города" повествует нам греческий историк Плутарх. Безнадёжно уступая в численности войск, Пирр потерпел поражение в войне, а Греция, после длительной эпохи депопуляции, стала в конце-концов разграбленной колонией Рима.

Так же, как сегодняшние современные, откормленные нации, и древние греки, и римляне обнаружили, что их элиты потеряли интерес к часто утомительным заботам семейной жизни. "В наше время в Греции можно найти скудность детей и общее загнивание общества" - жаловался греческий историк Полибиус в 140 году до н.э., как раз в то время, когда Греция падала под римское владычество. "Это зло обрушилось на нас быстро и незаметно. Наши мужчины стали извращены страстью к зрелищам, деньгам и удовольствиям ленивой жизни". Но, как показывает пример цивилизаций по всему миру, до тех пор, пока существовали патриархальные отношения, они были ключевыми для поддержания численности населения и, таким образом, силы (наций).

Отцу виднее?

Патриархальные общества проявили себя в разных формах и развились через различные этапы. Что их роднит, так это обычаи и подходы, которые все вместе служат для максимальной плодовитости и родительского вклада в следующее поколение. Среди них наиболее важным является негативное отношение к "внебрачным" детям. Одним из показателей уменьшения влияния патриархальных отношений в развитых обществах является растущее принятие факта внебрачных детей, котрый уже стал нормой, например, в скандинавских странах.

При патриархате, существование "байстрюков" и матерей-одиночек неприемлемо, потому что это подрывает мужской вклад в следующее поколение. Внебрачные дети не носят фамилий своих отцов, и, таким образм, их отцы, даже если они и известны, склонны не брать на себя никакой ответственности за них. "Законные" же дети становятся источником гордости или позора для своих отцов и их рода. Мнение, что законные дети принадлежат к семье отца, а не матери, не имея биологических оснований, даёт многим мужчинам мощный эмоциональный стимул к заведению потомства и к успешной передачи этим детям отцовского наследия. Патриархат ведёт к тому, что мужчины заводят новых детей до тех пор, пока у них не появится по крайней мере хоть единственный сын.

Другим ключевым эволюционным преимуществом патриархата является то как наказываются незамужние и бездетные женщины. Всего несколько десятилетий тому назад в англоговорящем мире о таких женщинах отзывались (даже их собственные матери) как о старых девах, и им сочувствовали за бездетность или обвиняли за эгоизм. Патриархат очень сильно мотивировал вступление женщины в брак и в посвящение себя материнству, так как других привлекательных альтернатив было мало.

Конечно, общество, организованное на таких принципах, со временем может вполне деградировать, как это произошло в древних Греции и Риме, в мисогинию и, в конечном итоге, в стерильность. В более близком к нам прошлом, патриархальная семья также оказалась ранимой к приходу капитализма, которому выгодно перенаправление усилий женщины от домашнего очага к рабочему месту. Но до тех пор, пока патриархальная система уклоняется от разрушительного действия этих угроз, она производит большее число детей, и, можно сказать, детей лучшего качества, чем общества, организованные на других принципах. А именно это и важно для эволюции.

Это положение является спорным. Сегодня, мы в общем связываем патриархат с ужасным насилием над женщинами и детьми, с бедностью и несостоявшимися государствами. На ум приходять повстанцы Талибана и мусульманские фанаты Нигерии, забивающие до смерти камнями неверных жён. И всё же, это примеры неуверенных в себе сообществ, деградировавших в мужские тирании, и они не служат примером той формы патриархата, которая достигла эволюционного преимущества в истории человечества. При действительно патриархальной системе, как например в раннем Риме или протестантской Европе 17-го века, у отцов имеется сильная мотивация проявлять активный интерес к детям, рождённым от своих жён. Это происходит из-за того, что то, как мужчины оценивают себя сами и как их оценивают другие, как продолжателей патриархальной линии, зависит напрямую от того, какими вырастут их дети, и это влияет на ранг и достоинство отцов.

При патриархии, материнский вклад в детей также возрастает. Как заметила феминистка Нэнси Фолбр: "Патриархальный контроль над женщинами имеет тенденцию усиливать их специализацию в репродуктивном труде с важными последствиями относительно качества и количества их вклада в следующее поколение". Эти последствия небесспорно включают в себя следующее: больше детей получают больше внимания от своих матерей, которые не имея других интересов в жизни, становятся более искусными в обеспечении здоровья и безопасности детей. Не имея намерения пропагандировать стратегию, тем не менее можно отметить, что общество, предоставляя в сущности женщине на выбор три пути - стать монахиней, стать проституткой или выйти замуж и родить детей - нащупало очень эффективный способ уменьшения риска демографичекского упадка.

Чем патриархат не нравится

У патриархата могут быть эволюционные преимущества, но ничто не может обезопасить выживание отдельно взятого патриархального сообщества. Одной из причин для этого является то, что мужчинам могут надоесть требования, предъявляемые патриархатом. Римские аристократы, например, в конце-концов в такой степени не желали взваливать на себя тяготы семейной жизни, что Цезарь Август был вынужден ввести крутой налог на холостяков и наказывать другими способами тех, кто оставался неженатым и бездетным.

Патриархат может быть имеет свои привилигии, но они ничто в сравнении с радостями холостяцкой жизни в богатом обществе - ночи, проведенные на приятных банкетах в беседах с друзьями о спорте, военных приключениях или философии, или с кокетливыми любовницами, флейтистками или умными куртизанками.

У женщин, конечно, тоже есть причины для разочарований в патриархате, особенно если сами мужчины больше не выполняют своих патриархальных объязанностей. Историк Сюзан Кросс (Suzanne Cross) отмечает, что за время десятилетий римских гражданских войн римлянкам всех сословий пришлось научиться обходиться длительное время без мужчин, и они, соответственно, развили в себе новое чувство индивидуализма и независимости. Немногие женщины из высших сословий согласились бы выйти замуж за жестокого мужа. Измены и разводы стали обычным явлением.

Часто патриархальные семьи держатся только на идее того, что все их члены должны поддерживать честь долгой и благородной династии. Но когда общество становится космополитичным, ускоряется его темп, оно наполняется новыми идеями, новыми людьми и новой роскошью, это чувство достоинства и связи с предками начинает увядать, а вместе с ним и любое осознание необходимости воспроизводства. Как сказал однажды великий немецкий историк и философ Освальд Спенглер (Oswald Spengler): "Когда обыдененое сознание высококультурных людей в вопросе иметь или не иметь детей начинает "взвешивать все за и против", то это знаменует собой большой повортный момент".

Воврат патриархата

И всё же этот поворотный момент не объязательно означает смерть цивилизации; только его трансформацию. В конце-концов, стерильные, секулярные, благородные семьи имперского Рима, например, вымерли, и вместе с ними умерла их идея прежнего Рима. Но то, что однажды было Римской Империей, оставалось заселённой территорией. Только изменился состав населения. Почти что само по себе это население стало состоять из новых патриархальных единиц, враждебно настроенных к секулярному миру и объединённых порывом либо размножаться, либо монашествовать. Эти перемены ознаменовали собой выход на сцену феодальной Европы, но никак не конец Европы и не конец Западной цивилизации.

Мы можем явиться свидетелями похожей трансформации на протяжении этого столетия. Сегодня в Европе, например, количество детей в различных семьях и при разных обстоятельствах очень сильно связано с их подходами по большому кругу политических и культурных вопросов. Например, вы не доверяете армии? Тогда, согласно данным опросов, собранных демографами Ронни Лестеге (Ronny Lestaeghe) и Иоган Суркын (Johan Surkyn), вы скорее всего неженаты и у вас нет детей (или вы никогда не вступите в брак и у вас не будет детей), это в отличие от тех кто не имеет ничего против армии. Или, опять же, считаете ли вы лёгкие наркотики, гомосексуализм и эвтаназию приемлемыми? Посещаете ли вы церковь изредка или никогда? Получается так, что те, кто отвечают на эти вопросы утвердительно имеют больше шансов жить в одиночестве или в бездетных союзах-сожительствах, чем те, кто отвечает отрицательно.

Большое различие в плодовитости между секулярными индивидуалистами и религиозными или нерелигиозными консерваторами предрекает нам масштабные, демографически обусловленные перемены в современных обществах. Возмём для примера демографическую ситуацию во Франции. Менее, чем одна треть француженок, рождённых в начале 1960-х годов, имели троих и более детей. Но это отчётливое меньшинство француженок (большинство из них по-видимому составляют католички и мусульманки) произвело на свет больше 50 % детей, рождённых в этом поколении, и это в значительной мере благодаря тому, что многие из их современниц имели одного ребёнка или вообще не имели детей.

Много бездетных людей среднего возраста могут сожалеть о сделанном выборе, ведущем к исчезновению их рода, но тем не менее, у них нет ни сыновей, ни дочерей, с котрыми они могли бы поделиться этим своим запоздалым открытием. Множество граждан, имеющих только одного ребёнка, могут внести щедрый вклад в образование этого ребёнка, но единственный ребёнок возместит только одного родителя, а не двоих. Тем временем, потомки тех родителей, у которых было трое и более детей будут с огромным преимуществом представлены в последующих поколениях, и вместе с ними и те ценности и идеи, которые подтолкнули их родителей к многодетным семьям.

Можно сказать, что история, и в особенности история Запада, полна восстаниями детей против родителей. Не случится ли так, что завтрашние европейцы, даже если они в большинстве совём выращены в патриархальных, религиозных семьях, станут ещё одним поколением 1968-го года?

Ключевым отличием является то, что в эпоху после Второй Мировой войны почти что все сегменты современных обществ женились и имели детей. У одних детей было больше, чем у других, но различия в размерах семей между религиозными и секулярными члеными общества были не такми существенными, и бездетность была редкостью. Сегодня же безденость - это общее явление, и даже супружеские пары с детьми обычно имеют только одного ребёнка. Дети завтрашнего дня, таким образом, в отличие от поколения времён послевоенного всплеска рождаемости, будут по большей части потомками относительно узкого, консервативного в культурном отношении сегмента общества. Конечно, некоторые представители подрастающего поколения, как это всегда случается, отвергнут ценности своих родителей. Но когда они оглянутся вокруг, чтобы найти товарищей секуляристов и противников превалирующей культуры, чтобы вместе выступить за одно, они обнаружат, что большинство из их сотоварищей буквально никогда не родились.

Развитые общества, нравится это или нет, становятся всё более патриархальными. В добавок к большей плодовитости консервативного сегмента общества, вынужденное уменьшение государственных затрат на социальные нужды, обусловленное старением и деградацией населения, даст этому сегменту дополнительные эволюционные преимущества и, таким образом, приведёт к ещё большей плодовитости. В то время, как правительства возвращают обратно семьям те функции, которые они в одно время у них забрали (например, заботу о престарелых) люди обнаружат, что им требуется больше детей, чтобы обеспечить свой золотой век, и они будут пытаться привязать к себе детей посредством насаждения традиционных религиозных ценностей, схожих с библейским постулатом об уважении к своим матери и отцу.

Те общества, которые сегодня являются наиболее секулярными и наиболее щедрыми за счёт недофинансированных, социально ориентированных государств, будут наиболее склонны к религиозному возрождению и возврату патриархальной семьи. Общая численность населения Европы и Японии может резко снизиться, но оставшееся население, посредством процесса схожего с выживанием сильнейшего, приспособится к новым обстоятельствам, в которых никто не сможет уповать на государство вместо семьи и в которых патриархальный Бог даёт наказ членам семьи подавлять свой индивидуализм и слушаться отца.

20.05.2006

по информации Журнала Foreign Policy (США), март/апрель 2006 года, стр. 56-65.

перевод: Александр Вдовенко