Александр Сваранц

СБЛИЖЕНИЕ ТУРЦИИ И ИРАНА НА ФОНЕ КОНФЛИКТА В ГАЗЕ

Начавшаяся в октябре с.г. очередная палестино-израильская война позволила, так или иначе, прояснить отношение многих стран исламского и неисламского мира к данному конфликту. Конечно, особое значение к судьбе той же Палестины представляет реакция стран Арабского Востока и ключевых мусульманских государств Ближнего Востока. И в этом списке стран, прежде всего, выделяется позиция Ирана и Турции.

Нельзя сказать, что Тегеран и Анкара с самого начала данного военного кризиса, то есть с 7 октября, демонстрировали единый подход. Впрочем, и сегодня нет полной совместимости взглядов Ирана и Турции в палестино-израильском конфликте. Собственно, это и закономерно, ибо каждая страна, прежде всего, исходит из своих национальных интересов, а потом уже коллективных.

Турция и Иран остаются важными государствами ближневосточного региона, от позиции и мнения которых зависят многие вопросы региональной стабильности, экономического развития и связей Ближнего Востока с остальным внешним миром.

История и современность двух государств и народов включает в своем прошлом имперские традиции, общность в принадлежности к исламу, выгодное экономико-географическое положение, примерно равная численность населения (порядка 85 млн чел. в каждой стране). Вместе с тем, Иран и Турция это разные этнические цивилизации (персидское и тюркское), разные течения ислама (шиизм и суннизм), разные политические режимы (теократическое и светское), разные военно-политические ориентиры (независимое и натовское), разные сырьевые возможности (у персов есть нефть и газ, у турок их недостаточно).

С момента образования Османской империи в 1453 г. и до ее развала в 1923 г., была целая череда персидско-османских войн территориального и религиозного толка. Лишь почти четверть века в период с 1955 по 1979 гг. Турция и Иран были временными военно-политическими партнерами по прозападному блоку СЕНТО. После же февральской исламской революции 1979 г. и смены проамериканского шахского режима на независимый теократический режим, в ирано-турецких отношениях вновь наступили времена отчуждения и напряжения.

Поскольку лидер исламской революции и основатель Исламской Республики Иран айятолла Хомейни провозгласил США «большой сатаной» за их империалистическую политику в мире и на Ближнем Востоке, в частности, то, естественно, что между новым Ираном и членом НАТО Турцией на долгий период сформировались сложные отношения. Фактически Турция, на территории которой дислоцируются военные базы Пентагона и разведывательные объекты ЦРУ, являлась противником Ирана. К тому же, персидско-турецкие цивилизационные, исторические и религиозные противоречия в той или иной форме продолжали сопровождать политику двух соседних государств. Турция в той или иной форме вынуждена была присоединиться и к политике антииранских санкций коллективного Запада.

Одним из тем рельефного выражения ирано-турецких противоречий представлялся палестино-израильский конфликт. Тегеран стал однозначно поддерживать освободительную борьбу палестинского народа и враждебно относиться к сионистской идеологии и политике Израиля, рассматривая последних как инструмент американского империализм по колонизации Ближнего Востока и эксплуатации природных ресурсов региона. Турция же оказалась первой страной исламского мира, кто признал Государство Израиль и установил с ним дипломатические отношения по рекомендации США и Великобритании.

С распадом СССР и началом трансформации внешней политики региональных государств (включая и Турции, чей президент Тургут Озал в 1992 г. провозгласил новую доктрину с ориентиром на укрепление независимости своей страны от влияния Запада и тюркскую интеграцию), в турецко-иранских отношениях постепенно стали наблюдаться изменения. Первый прорыв был связан с налаживанием более продуктивных торгово-экономических отношений, строительством газопровода из Ирана в Турцию по соглашению 1996 г.

В частности, газопровод Тебриз – Анкара протяженностью 2557 км и пропускной способностью в 14 млрд куб. м газа в год был введен в эксплуатацию в 2001 г. Обычно Турция импортирует по данному газопроводу 11 млрд куб. м газа в год из Ирана и Туркменистана. Между Турцией и Ираном ведутся переговоры о продлении действующего газового контракта, срок действия которого завершается в 2025 г., еще на 25 лет.

Однако внешнеполитические и геоэкономические приоритеты Анкары и Тегерана и на рубеже ХХ–ХХI вв. сохраняли острые противоречия. Это касается реакции Ирана на стратегию неоосманизма и неопантуранизма Турции, региональную политику Анкары на Ближнем Востоке (Сирия, Ирак), Южном Кавказе (Армения, Азербайджан) и в Центральной Азии (тюркские республики и персоязычный Таджикистан). Иран не приветствовал позицию Турции по оказанию поддержки чеченскому сепаратизму против России. Последняя обрамлялась в религиозные лозунги, в реальности же усилиями Турции, Великобритании и США создавался очаг конфликта на Северном Кавказе с целью блокирования Москвы и вывоза азербайджанской нефти и газа в обход России через Турцию в Европу.

У Тегерана вызывает обеспокоенность геоэкономическая стратегия Анкары установить контроль над каспийским бассейном и энергетическими ресурсами прибрежных тюркских государств (Азербайджана, Казахстана и Туркменистана). Серьезные расхождения в подходах Ирана и Турции наблюдаются и в части перспектив Зангезурского коридора в Армении, где Тегеран опасается установления «туранского моста» по связи Турции с остальным тюркским миром в ущерб интересам ИРИ.

В политической схватке между Реджепом Эрдоганом и Фетуллахом Гюленом Иран поддержал действующего на тот момент турецкого премьер-министра, поскольку Ф. Гюлен был сторонником США и их политики по использованию так называемого «мягкого ислама» для управления процессами в мусульманском мире. Эрдоган же стал позиционировать себя независимым от влияния США лидером, налаживать против воли Вашингтона эффективные торгово-экономические и иные связи с такими мировыми игроками, как Россия и Китай, а также продвигать исламские традиции в самой Турции.

КСИР и его знаменитый генерал Касем Сулеймани поддерживали достаточно активные рабочие контакты с турецкими спецслужбами (в особенности, с тогдашним главой MIT Хаканом Фиданом). Тот же Сулеймани, по данным иранских источников, внес немалый вклад в сохранение жизни и спасение президента Р. Эрдогана в дни июльского путча 2016 г.

Сохраняя разные подходы в ситуации сирийского кризиса, тем не менее, Иран и Турция благодаря российской дипломатии стали эффективными участниками астанинской площадки многосторонних переговоров (Россия, Турция, Иран, Сирия). Тегеран приветствовал турецко-азербайджанскую инициативу по формированию новой региональной платформы в формате «3+3» (Россия, Турция, Иран + Азербайджан, Армения и Грузия). Иными словами, все, что делается без участия США, Европы и Израиля, находит поддержку Ирана.

Применительно к Израилю отношения Ирана и Турции стали меняться к лучшему после прихода к власти в Анкаре происламской Партии справедливости и развития во главе с Р. Эрдоганом. В частности, Тегеран приветствовал резкую антиизраильскую риторику турецкого лидера и присоединение Анкары к гуманитарной миссии «Флотилия мира» для палестинцев в секторе Газа, осудил действия израильского спецназа по уничтожению 9-ти турецких граждан на борту «Мави Мармара» в 2010 г. и одобрил охлаждение турецко-израильских отношений.

Иран, поддерживая освободительную борьбу ХАМАС, позитивно отнесся и к трансформации позиции президента Р. Эрдогана от осторожной дипломатии до однозначной поддержки ХАМАС в нынешнем конфликте с Израилем. Тот факт, что глава Турции отказался признавать под давлением Запада и Израиля ХАМАС террористической организацией и, наоборот, публично объявил его борьбу справедливой и освободительной, – не могло не порадовать иранские власти. Соответственно, и последующие заявления Эрдогана с обвинениями США и Запада в пособничестве Израилю, осуждение политики Беньямина Нетаньяху и действий израильской армии в секторе Газа, обвинение Тель-Авива в совершении «военных преступлений», призывы к прекращению огня и политическим переговорам – не могли не вызвать положительной реакции Ирана.

Визит министра иностранных дел ИРИ Амира Абдоллахияна в Анкару в начале ноября с.г. имел целью сверить позиции Тегерана и Анкары по: ситуации в секторе Газа; предстоящему участию двух стран на внеочередном саммите Организации исламского сотрудничества (ОИС) в Эр-Рияде; двусторонним торгово-экономическим и коммуникационным связям; армяно-азербайджанскому примирению и т.д. По итогам данного визита (в ходе которого Амир Абдоллахиян встретился не только со своим коллегой Хаканом Фиданом, но и удостоился приема непосредственно президента Реджепа Эрдогана), был анонсирован визит президента ИРИ Ибрагима Раиси в Анкару в конце ноября.

Как известно, 11 ноября лидеры Турции и Ирана приняли участие в работе внеочередного саммита ОИС в Эр-Рияде, в ходе которого активно обсуждалась позиция исламского мира по отношению к конфликту в секторе Газа. Несмотря на громкие выступления большинства участников, форум так и не принял более действенных и согласованных решений по оказанию политической, военной и экономической поддержки палестинцам.

Призывы к прекращению огня и установлению гуманитарных коридоров, прозвучавшие по итогам саммита, без действенной военной помощи (коалиции, поставок вооружения, интернационализации конфликта), без введения хотя бы временного на период войны экономического эмбарго по экспорту нефти и газа из мусульманских стран в Израиль и страны Запада, без блокирования «воздушного коридора» над Израилем, без политического признания странами ОИС независимости Палестины, очевидно, останутся на уровне слов и пожеланий.

Иран не особо радует склонность Эрдогана к «телефонной дипломатии» и показательным пропалестинским митингам в собственной стране. Вряд ли Иран может приветствовать и сохранение американских баз на территории соседней Турции, отказ Анкары от окончательного разрыва отношений с Тель-Авивом или выхода из блока НАТО. Возможно, и дипломатическая инициатива Турции по созданию независимой Палестины в границах 1967 г. со столицей в Восточном Иерусалиме с условием турецкого мандата вряд ли полностью отвечает подходам Ирана к окончательному разрешению палестинского вопроса. Просто потому, что Тегеран выступает за уничтожение сионистского режима и вытеснение американского военного и экономического диктата из Ближнего Востока.

При всем этом визит президента Раиси в Анкару предполагает обсуждение широкой двусторонней повестки, включая какие согласованные действия могут предпринять Тегеран и Анкара по ситуации в секторе Газа при ухудшающейся динамике в отношении Израиля и помощи ХАМАС. Сектор Газа – это не только тема гуманитарной помощи и прекращения огня, но и вопросы освобождения заложников, посредничества с США, форм и методов военной поддержки ХАМАС, послевоенного будущего и механизмы гарантий.

Помимо Газы, политический блок ирано-турецких переговоров, очевидно, будет включать широкий спектр вопросов (в частности, Ближний Восток и Кавказ, то есть Сирию, Армению и Азербайджан). Тегеран придерживается позиции восстановления турецко-сирийских отношений и вывод оккупационных турецких войск из северных районов САР. В ситуации же армяно-азербайджанского примирения Тегеран противник ущемления суверенитета Армении и дискриминации прав армян Карабаха. Иран также желает разобраться как будет функционировать предложенная Турцией региональная консультационная платформа «3+3».

Экономический блок вопросов, соответственно, предполагает обсуждение:

– проекта образования Совместной комиссии делового сотрудничества высокого уровня;

– перспектив продления газового контракта (газопровод Тебриз – Анкара) на 25 лет;

– строительства новых пропускных пограничных и таможенных пунктов на ирано-турецкой границе;

– судьбы Зангезурского коридора через Армению и обходных маршрутов транспортной связи Азербайджана с Нахичеванью через Иран;

– трансграничных вод бассейнов рек Тигр, Евфрат и Аракс, истоки которых начинаются на востоке Турции и идут в Сирию, Ирак и Иран, а снижение уровня воды в реках из-за эксплуатации системы ГЭС в Турции нередко приводит к пыльным бурям в соседних странах.

Во всяком случае, факт встречи глав Турции и Ирана вселяет некую надежду на достижение стабильности в двусторонних и многосторонних отношениях при всех различиях в подходах и взглядах Анкары и Тегерана.

Александр СВАРАНЦ – доктор политических наук, профессор, специально для интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение»

Источник: Новое восточное обозрение

09.12.2023